Алена Карась, «Российская Газета» о спектакле «Синяя птица»

Посинеешь тут с вами

В Электротеатре Станиславский поставили пьесу Мориса Метерлинка

Первый спектакль, который Борис Юхананов поставил на сцене Электротеатра (бывшего театра им. Станиславского) в качестве его худрука — «Синяя птица». Первый десятичасовой (спектакль идет в три дня) перелет «Боинга» в поисках Синей птицы прошел как в анабиозе. Театральная критика, пришедшая на премьеру, в ответ на художественный вызов Юхананова взяла тайм-аут, явно не справившись со смыслами.

Его сочинение занимательно как фэнтези и утомительно как новый российский сериал; по-барочному чрезмерно, усложненно и по-детски наивно. Исполнено новых технологий и невразумительных актерских проявлений.

Вполне закономерно, что «Синяя птица» Метерлинка прочитана как священный текст, символизирующий новый переход, цивилизацию пост-постмодерна, конца истории. Метафизическое путешествие двух детей за птицей счастья Борис Юхананов рассказывает с помощью двух пожилых актеров, чьи судьбы слились со взлетами и падениями советского театра и советского мира. Огромный «Боинг», образ последних катастроф, в начале спектакля распадается, теряя носовую часть, и открывает нам салон в разрезе, где сидят Тильтиль и Митиль в очаровательных плюшевых пижамках. Излюбленный в Европе образ театра-корабля трансформировался в театр-боинг, воздушный корабль Апокалипсиса, летящий неведомо куда. Творение сценографа Юрия Харикова, светящееся и «взлетающее», точно зависает среди обломков истории. В какой-то момент спектакля сценическая площадка из авиационного амбара превращается в огромный колумбарий с именами ушедших, которые, светясь, проплывают по его стенам.

Точно так же проплывают в спектакле новеллы, фрагменты своих и чужих биографий, рассказанные протагонистами, Владимиром Кореневым и его женой, актрисой Алефтиной Константиновой. Оккупация, бегство на подводах из Мценска, страшная смерть матери, голодное детство, чудесная бабушка, заменившая мать, голод в послевоенном Крыму, где жил сын блестящего красавца офицера Володя Коренев, оттепель, ГИТИС, влюбленность, актерские байки, ревность к красавцу мужу…

Все эти исповеди, вербатимы оплывают как свечи, теряют свои собственные очертания, становятся фрагментами совсем иных историй. Актеры-куклы, черные вороны с огромными клювами, странные парафразы венецианского карнавала сопровождают эти рассказы. Следуя канве пьесы, они вроде бы напоминают о структуре постдрамы, но только внешне.

Прав кинорежиссер Александр Зельдович, назвавший всю конструкцию принципиально не постмодернистской. Она очерчена рамкой «священного» театра Апокалипсиса, в свете которого любой фрагмент — от синего почтового ящика до скрупулезно восстановленного обломка советской романтической «Палубы», спектакля 60-х годов по пьесе Леонида Зорина — равно бесценен и бесполезен.

Фрагментарный человек не знает смысла и цели своих воспоминаний, здесь размышления о Феллини и новом искусстве не более важны, чем подробнейший рассказ Коренева о поклонницах, гешефтах и «чесе» по районным клубам. Формат его воспоминаниям придают жанры — вот что властвует в сознании и театре Бориса Юхананова. Души зверей и субстанций представлены в эстетике японского средневекового театра. Но их волшебная медитативность лишь на время окутывает спектакль, имеющий совершенно иную прагматику.

Десятки и даже сотни объектов, кукол, костюмов Анастасии Нефедовой, видеосценография Степана Лукьянова, музыка Дмитрия Курляндского, взлетающая вместе с обрывками шлягеров, барочных пассажей, классических арий, шумов и звуков, советский мир, уплывающий вместе со всем этим множеством артефактов в неведомое прошло-будущее.

В масштабном мега-спектакле Бориса Юхананова есть почти все (кроме актеров, готовых лететь с ним вровень), чтобы занять важное символическое место в истории нынешнего социального и политического катаклизма. Театр-боинг, прощающийся с целой цивилизацией — это, я вам скажу, посильнее «Фауста» Гете.

ссылка