Бесприданница

Игра Гриценко – тонкое, искреннее, очень точное перевоплощение в образ. [...] Нет в Ларисе – Гриценко внутренней растерзанности, резких, контрастных переходов, метаний из одного психологического состояния в другое. Нет и надрыва, предопределенности, безумия, отчаяния. Зато какое большое человеческое достоинство сквозит во всех словах, движениях, разговорах Ларисы, какое ясное солнце, какая радость светится в ее глазах, в ее улыбыке, во всей этой хрупкой, изящной фигуре! [...] Тщетно требовать от Гриценко, чтобы она играла какой-то бунт, взрыв, протест, вызов. Ее Лариса точно говорит: «Я не виновата, я искала любви и не нашла, ее нет на свете... нечего и искать». Вот и весь ее протест. Сфера этого протеста – стремление к любви и преданности. В этом заключено все самое возвышенное и благородное. И когда в этой сфере совершаются страшные вещи, тогда для Ларисы туснеет и омрачается весь мир.

В первых трех актах театр не раскрыл трагедии бесприданницы, не искал ее социальных корней, он рассказывал об истории несчастной любви Ларисы, и сама героиня не рвалась в тоске и ужасе от бесчисленных унижений "цыганского табора", а покорно смирилась со всем тем, что было, что должно было быть в ее жизни. Удачей этого спектакля явился четвертый акт, в котором театр сумел взволнованно и страстно рассказать о судьбе человека, не примиряющегося с положением вещи. [...] За сценой, в ресторане, разгульно, пьяно-весело и бесшабашно, в бешеном, все нарастающем ритме рвется цыганский хор, сливаясь с выкриками гостей, а на сцене под этот разудалый аккомпанемент гаснет жизнь. Никому не нужная, среди толпы только слегка испуганных и удивленных "друзей" лежит безучастная, одинокая, мертвая Лариса. И еще громче звучит за стеной цыганский хор. [...] Цыганский хор – это символ той страшной действительности, в которой металась всю свою короткую жизнь Лариса...

Очень интересно и по-новому задумана режиссером роль Огудаловой. Огудалова показана в спектакле не женщиной низкого пошиба, не стяжательницей, а довольно тонкой, очень ловкой светской дамой, с известным тактом и элегантностью обделывающей свои делишки. [...] Художник Б. И. Волков во многом удачно оформил спектакль. Однако следует отметить, что при всех достоинствах оформления декорации первого акта – «Кофейни» не совсем убедительны, так как на сцене не чувствуется ни Волги, ни обрыва. Правда, художнику очень трудно добиться простора и шири на маленькой сцене театра имени Станиславского.